Часть первая

1.1
В какой земле окраинной,
в каком году истории,
за что́ судьба отвесила –
пойди её спроси...
В пути сойдясь нечаянно,
семь мужичков заспорили:
кому́ живётся весело,
вольготно на Руси.

1.2
(Крестьяне – нрава путного,
из волости Обиженной,
уезда Оскуделого,
из сёл окольных сплошь:
Дыряева, Разутова,
Заплатова, Знобишина,
Горелова, Неелова,
Неурожайка тож.)

1.3
Роман долдонил: барину;
Демьян твердил: чиновнику;
купцу! – кричали Губины,
Иван и Митродор;
Пахом бурчал: боярину;
Лука бубнил: церковнику;
царю! – недружелюбенно
мешался Пров во спо́р.

1.4
Брели не глядя спорщики...
Уж солнце закатилося;
узрев в лесу поляночку,
устроили привал.
Махнули водки, сморщились –
и тут, по Божьей милости,
скатёрку-самобраночку
им случай даровал.

1.5
И мужички без гонору
уселись вкруг скатёрочки;
а захмелев так сладостно,
что боже-упаси, –
пройти срядились по́ миру,
чтоб разузнать до корочки:
кому́ живётся благостно,
вольготно на Руси?

1.6
С утра встречались странникам
всё больше люди мелкие:
мастеровые, нищие,
солдаты, ямщики.
«У энтих жисть – не пряником, –
враз семеро скумекали, –
дрожат: напасть не рыщет ли
с бедой вперегонки...»

1.7
Уж день клонился к вечеру,
и песнь ложилась на́ душу,
старинная, дедовская...
Как вдруг навстречу – поп.
Они – к нему доверчиво:
«Скажи нам, отче, правдушку:
сладка ли жизнь поповская,
счастливит ли взахлёб?»

1.8
И поп вздохнул: «Эх, милые!
Несу свой крест в смирении.
Ведь что такое счастие? –
покой, достаток, честь.
Покоем не обилую:
к рождению, к успению –
и в полночь, и в ненастье я
не медля должен бресть;

1.9
суша слезу сиротскую,
живи с даянья медного,
терпи нужду привычную, –
вот весь доход, увы!
А честь? – поповну кроткую,
семинариста бедного
да попадью приличную –
честите вечно вы...»

1.10
Сказал – и тронул мерина.
Кивнувши вслед почтительно,
они пустились в жалобы:
мол, всё наврал Лука!
Лука ж, в попах уверенный,
стоял теперь стеснительно,
боялся, не наклали бы
товарищи в бока...

1.11
Ну, мужички-сударики,
похоже, воскресение?..
Зашли они в Кузьминское,
торговое село,
и поспешили к ярмарке, –
искать, кого́ везение
с заботой материнскою
по жизни провело.

1.12
А ярмонка-то справная!
Стоят палатки винные,
да «ренсковые погребы»,
да водочка вразнос.
Эх, жажда православная!..
Дедок – с главой повинною:
не про́пился на торге бы –
гостинца внучке б свёз...

1.13
Но в ту минуту именно –
Павлуша Веретенников
(Бог весть какого звания)
решил дедку помочь, –
купил за два двугривенных
игрушку жертве пенника;
Вавило враз даяние
схватил – и дунул прочь...

1.14
Семь наших – чешут темечки:
искали обстоятельно,
да высмотрели много ли
счастливых напролёт?
Эх, эх! Придет ли времечко,
когда мужик сознательный
Белинского и Гоголя
с базара понесёт?..

1.15
День кончен. За околицей –
пред странниками нашими
дорога многолюдная
открылась тут как тут.
По ней – нетрезвой вольницей,
шальные, бесшабашные,
и здешни, и приблудные –
с гуляния бредут.

1.16
Две бабы на обочине
заспорили невесело, –
кого из них по праздникам
сильней «кормилец» бьёт;
а третьей – тошно оченно:
сегодня куролесила
с проказником лабазником,
а дома – пять сирот...

1.17
И тут же – Веретенников,
да с громким увещанием:
«Умны крестьяне русские,
но зря блюдут обряд:
толкутся у корчемников,
хмелеют со старанием,
а после – штуки гнусные
да стыдные творят...»

1.18
Но от души ответствовал
ему словцом пропаренным
мужик деревни Босово,
хмельной Яким Нагой:
«Ну вот, удумал бедствие!
Ты хоть и ходишь барином,
но всё же стоеросовой
подумай головой:

1.19
причины хмелю – сущие:
поминки, новоселие,
зажинки, свадьба, засуха,
потоп, неурожай...
Есть, впрочем, и непьющие...
Эх, русское веселие!
Не грей его за пазухой,
давай-ка наливай!»

1.20
Решились наши молодцы
счастливых поприманывать,
суля им шкалик зелия,
лишь только объявись!
И с ближней же околицы,
в алчбе питья дурманного,
бесплатного похмелия
любители сбрелись.

1.21
Трофим – в Москве был крючником
почти до часа смертного,
но – рад, хоть доходягою
в дом ро́дный воротясь;
Ефим, состарясь ключником
у князя Переметьева,
мнит счастьем, что подагрою
стал скорбен, как и князь...

1.22
Тут Федосей (из махонькой
деревни Дымоглотово)
сказал: «Найдите Гирина
Ермилу Ильича;
бурмистром стал из пахарей,
бдит честно и заботливо,
гроша не растранжирено,
не рублено сплеча!

1.23
В Адовщине бурмиструет
(Юрлова-князя вотчине),
имеет там и мельницу,
и деньги, и почёт...»
Но встрял тут в речь небыструю
какой-то попик всклоченный:
«Известия имеются,
что всё наоборот;

1.24
дела Ермилы скверные:
в остроге он снедавнева, –
за бунт, что с мора жуткого
вчинили мужики
Испуганной губернии,
уезда Недыханьева,
помещика Обрубкова
деревня Столбняки...»

1.25
«Да как, каким же кончиком
втесался он в смутьянники?!»
«Пора домой мне, грешному;
доскажет кто-нибудь...»
Вдруг – тройка с колокольчиком;
вскочили наши странники –
и барину проезжему
загородили путь.

1.26
Помещика соседнего,
Гаврилу Афанасьича
Оболта-Оболдуева
та троечка везла.
Он нрава был невредного,
но зря не станет лясничать;
немолод, но покудова
в порядке вёл дела.

1.27
Они – к нему почтительно:
«Сладка ли жизнь помещичья?
Скажи ты нам по разуму:
счастли́в ли ты вполне?»
Взглянувши подозрительно –
не смеют ли насмешничать? –
он – кучеру безгласному:
– Стой, Прошка! Водки мне!..

1.28
Хотите знать, любезные,
что́ в жизни ныне вижу я?
Ну, слушайте же, граждане,
извольте, господа:
зайдешь ли в сёла местные –
у всех глаза бесстыжие;
а и́збы – все загвазданы,
порядку нет следа;

1.29
а зе́мли-то крестьянские! –
поля́ недоработаны,
посевы недосеяны,
засорены весьма;
дома-дворцы дворянские
опутаны расчётами,
взамен везде затеяны
«питейные дома»;

1.30
в лесу столетнем, рыцарском –
эй, Прошка! дай-ка хересу! –
звучит не рог охотничий,
а воровской топор;
меня ж – с восторгом писарским
долбят плебейской ересью:
мол, хватит сумасбродничать,
не барствуй с этих пор...

1.31
И тут слеза солёная
у всех из глаз скатилася,
постигли замытаренну
помещика тоску:
порва́лась цепь исконная –
да с маху приложилася,
одним концом – по барину,
другим – по мужику...

Другая часть. Крестьянка

2.1
«Видать – про все́х быть налгану!» –
сказал, чеша зашеину,
глаза в смущенье спрятавши,
любитель бар Роман.
«А вы б – нашли Корчагину
Матрёну Тимофеевну,
она же – Губернаторша!» –
совет был кем-то дан.

2.2
«А где?» – «В Клину-селении».
«Да нет вопроса, господи,
не всё же нам – с мужчинами,
пощупаем-ка баб!»
Пришли. Не баба – мление;
под сорок, волос с проседью,
ещё не изморщинена,
и стан пока не слаб...

2.3
Скитальцы – к ней: голубушка!
Мол, так и так, мы – с помыслом;
но «щук» спрошать – опасливы,
мы всё же – «караси»...
Скажи ж ты нам, приблудышам,
по чести, добросовестно:
живёшь не ты ли счастливо,
вольготно на Руси?

2.4
Матрёна поразмыслила –
и начала сказание:
– У нас была непьющая,
хорошая семья;
к труду привычна сызмала,
но и плясунья рьяная,
холёная, цветущая
жила в девицах я.

2.5
В свой срок – и замуж выдали
за молодца пригожего, –
за печника небедного
Филиппа Ильича;
но что блескуче издали –
вблизи, глядишь, скорёжено:
в дому́ – золовки вредные,
свекровь же – горяча...

2.6
Филипп ушёл на промысел –
я в тягости была ещё;
сынок, к злобе́ завистников,
родился по весне...
И вдруг – куда ж оскомистей! –
приказчик-управляющий,
Абрам Гордеич Ситников,
стал приставать ко мне.

2.7
Из всей семейки мужниной –
лишь дедушки Савелия
к себе я жалость видела;
я – к деду: как мне быть?..
А вам про деда – нужно ли?..
Ну, лейте чарку зелия,
что́ вам скатёркой выдано;
продолжу говорить...

2.8
Дед ро́дом – из Корёжина;
помещик их, Шалашников,
с крестьян в своём имении
деньгами брал оброк:
раз в год – уж как положено –
покуда из загашников
не вынут подношение,
он розгами их сёк.

2.9
«Как вы снесли, не дрогнули?» –
спрошала я. Дед важничал:
«А потому терпели мы,
что мы – богатыри!..
Но вдруг – прислали Фогеля,
Христьяна Христианыча,
с заведомыми целями:
блюсти нас изнутри.

2.10
Пошли нововведения:
велит нам немец – просеки,
в болоте – гати с ряжами...
Мы строим, – всё как след;
но – кончилось терпение:
мы в яму немца бросили
и закопали заживо», –
рассказывал мне дед.

2.11
Потом – острог в Буй-городе,
Сибирь, лет двадцать каторги,
да столько ж – поселения;
он денег прикопил...
А седина уж в бороду,
спина согнулась натуго...
По царскому велению –
на родину приплыл...

2.12
– Постой! Чем дело кончилось
с подвохами приказчика?
– Да той беды Бог миловал,
холерой помер он.
Но долюшка изломчива,
беда-напасть привязчива:
избавив от постылого,
достала всё ж вдогон.

2.13
Свекровь гнала на поженки;
гляжу, с сынком не выдюжу, –
Савелию оставила,
беречь от разных бед;
а дед – «заснул малёшенько»...
Скормил свиньям Демидушку
под хрюканье Диявола
придурковатый дед!

2.14
Из земства – деловитое
приехало дознание:
не я ль сама, по серости, –
убивица люта?
И учинили вскрытие,
младенца поругание,
без жалости, как нехристи,
и нет на них креста!..

2.15
Уж двадцать лет нет Дёмушки,
а всё мне жалко милого...
Но годы шли, рожала я;
казалось, Враг отстал...
Да не сбежишь от долюшки;
Федоту восемь минуло –
его за деньги малые
в подпаски свёкор сдал.

2.16
И слышу как-то к вечеру –
Федотушка на улице
докладывает старосте
и с ним толпе людей:
«Волчица! Вдруг овечечку
уволокла, преступница!
В запале, не по здравости,
пустился я за ней;

2.17
да точно убежала бы,
кабы была не щенная:
у ней сосцы воло́чились,
все рёбра на счету...
И вдруг – завыла жалобно;
и уронил полено я,
и ярку, что уж кончилась,
волчице отдал ту...»

2.18
У старосты, Силантия,
готовое решение:
за дурье сердоболие –
плетьми подпаска взгреть!
Тут подоспела кстати я,
дитя от избиения
спасла, – чего же более?
Сама легла под плеть...

2.19
В тот год на небе видели:
вещун-звезда колеблется.
Сбылося предвещание, –
иссохла рожь дотла!
Был голод – до погибели...
А справились с бесхлебицей –
уж новое терзание:
рекрутчина пришла.

2.20
Да я не беспокоилась:
за всю семью Филиппову –
был брат его в солдатчине
со старогодних пор...
Но вновь судьба скоробилась,
казалось – всё, не выплыву:
Филиппа безназначенно
зачислили в набор!..

2.21
А я же Лиодорушкой
была тогда беременна...
Ужель мне быть солдаткою?!
Я вышла в ту же ночь
и, с горушки на горушку,
где – с месяцем, где – в темени,
пошла искать украдкою,
кто́ сможет мне помочь.

2.22
Изгибом да извилиной –
добра́лась я к заутрени
до дома губернатора;
пред домом – часовой.
Дала ему двугривенный,
а тут – швейцар напудренный;
ему – рублишка мятого
замёрзшею рукой...

2.23
И тем швейцаром добреньким,
Макаром Федосеичем,
чайком была отдарена
в каморке при сенях...
Потом гляжу – по горенкам
идет, духами веючи,
сама, как видно, барыня,
в сапожках и мехах.

2.24
Как пала я ей в ноженьки –
мол, мне защита надобна! –
под сердцем вдруг как стиснется,
еще совсем не в срок...
Но, доброты полнёшенька,
Елена Александровна
дала приют родильнице;
был в холе и сынок...

2.25
– Постой, ведь кончить надо же!
Что с мужем-то? Где числится?
– Послали в Клин наро́чного,
Филиппушку спасли.
Меня же – Губернаторшей
прозвали, – мол, «счастливица»;
старалися пройдошные
соседские врали...

2.26
О чём ещё рассказывать?
Как  жилилась над нивою,
когда из-за поветрия
пахали на себе?..
Ох, дело несуразово –
меж баб искать счастливую!
Живём, собою жертвуя,
по юбочной судьбе.

2.27
Ключи от счастья бабьего
сглотнула рыба-чудище,
когда в пучину вздыблену
Господь их уронил.
В потёмках царства крабьего,
на осьминожьем гульбище,
в морях гуляет рыбина;
в каких – и Бог забыл...

Ещё одна часть. Последыш

3.1
Пройдя с деревней рядышком
(Безграмотной губернии,
Старо-Вахлацкой волости,
Большие Вахлаки) –
на берег Волги-матушки,
в луга неимоверные
по плану нашей повести
попали мужики.

3.2
Тут – чалятся три лодочки:
в одной – прислуга, музыка,
в другой – с дитём кормилица;
а в третьей – две четы,
три барчука-погодочки
да две собачки-тузика,
да старичок, – ишь, силится
насупливать черты!

3.3
А на лугу покосники –
давай старчине кланяться...
Вскричали наши витязи:
«Селяне! Что за дичь?
Неужто вам, по косности,
быть крепостными манится?!»
Но их в два счёта вытрезвил
бурмистр, Влас Ильич:

3.4
– Эх, люди мимохожие!
Уж так и быть, поведаю,
какая тут оказия
с Реформою стряслась:
прозвал её негожею,
тлетворною, зловредною,
бесстыжим безобразием –
и слёг Утятин-князь.

3.5
Родные всполошилися,
возьми и брякни хворому:
мол, царь права́ исконные 
надумал воротить;        
а с нами – сговорилися,
чтоб кланялись с тех пор ему;
за то – луга поёмные
сулили подарить!

3.6
Князь ожил; нам – комедия,
всем обществом сварганена;
но, правда, заупорствовал
мужик Агап Петров.
Однажды, мимо следуя,
стал князь бранить крестьянина,
а тот – не побезмолствовал:
«Нишкни!» – и был таков.

3.7
Князь – в крик: «Пороть негодника!»
А как пороть-то, батюшки?..
За дело взялся истово
Клим Лавин, знатный плут.
Привёл в конюшню шкодника:
«Теперь кричи, Агапушка,
вот штоф тебе анисовой,
кричи, мол, больно бьют!»

3.8
Чу, во́пит! Князь растрогался,
к окну прильнув, заслушался!
Кричал Агап, дурачился,
пока не кончил штоф.
А к вечеру – разохался,
как видно, занедужился;
до у́тра покорячился –
и помер наш Петров...

3.9
«Ну, что ж, – сказали семеро, –
занятная историйка...
Эх, щец бы, понаваристей!..»
Сырой оставя брег,
на ближнем поле клевера
уселись со скатёркою;
а после – к Власу-старосте
набились на ночлег...

3.10
А утром – крик: «Всем – водочки!
Скончался князь! Отмаялись!»
(Не знали деревенщины,
что так старались тут:
хотя наследства родичи
как будто и не чаяли,
но уж лугов обещанных –
добром не отдадут...)

Последняя часть. Пир на весь мир

4.1
И вот на Вахлаковщине –
«поминки», но без плакальщиц,
без причетов кладбищенских...
Эх, знатный пир пошёл!
Затейщик доморощенный –
знакомец наш, Клим Яковлич;
и страннички-изыщики
за общий сели стол.

4.2
Пришли и Гриша с Саввою, –
сыны дьячишки Трифона,
и ждущие паромщика
проезжие купцы...
Бутыль вина лукавого, –
ништо, что уж задрипана...
Кто скажет спич? Погромче-ка!
Мы слушать – молодцы!

4.3
Рассказ повёл приписанник
Викентий Александрович,
барона Синегузина
когдатошний лакей:
«Жил-бы́л холоп, что искренне
любил да холил барича,
хоть бы́л тот – необузданной
жестокости злодей.

4.4
Когда у Поливанова
отнялись хворы ноженьки,
на ручках Яков преданный
везде его носил...
Но всё ж – обида грянула:
сынка его умнёшенька,
лишь тот подрос, – немедленно
в солдаты барин сбыл.

4.5
Обида гложет Якова,
но – служит втихомолочку;
вот как-то – съездить к ельнику
у барина каприз...
И там, взглянув неласково,
холоп вожжу – на ёлочку...
себе на шею – петельку...
над барином повис!

4.6
Конь сбёг, и барин взбалмошный –
всю ночь был при покойнике;
в чащобе – стоны лешего...
зверей ночной разгул...»  
Тут смолк былой запяточный;
и вздрогнули застольники:
«Да, жаль того помещика:
вот страху-то хлебнул!..» 

4.7
Потом вступил, как водится,
Иона (он же Ляпушкин), –
ходил давно в потешниках
сей тихий богомол.
Рассказ, что в Свято-Троице
услышал, иль от бабушки, –
«О двух великих грешниках» –
напевно он повёл.

4.8
– Было двенадцать разбойников,
был Кудеяр-атаман.
Эх! превратил он в покойников
многих честны́х христиан.

4.9
Вдруг – в его сердце сумятица:
совесть Господь пробудил!
Кается, молится, мается,
снять же грехи – нету сил.

4.10
Тщась от глумленья бесовского
спрятаться в дальней стране,
как-то он пана Глуховского
встретил на борзом коне.

4.11
Много жестокого, страшного
инок о пане слыхал;
прыгнул на пана вальяжного,
ткнул ему в сердце кинжал!

4.12
Чудо! Тотчас же свалилося
с инока бремя грехов...
Молимся, Боже, о милости:
милуй нас, тёмных рабов!

4.13
Иона кончил знаменьем;
а Климка, шут гороховый,
возьми и крикни: «Купчики!
Они – грешнее всех!..»
И тут залился пламенем
купец Игнатий Прохоров:
– Ну, слушайте, голубчики!
Страшней – мужицкий грех:

4.14
Аммирал-вдовец под Ачаковым
учинил врагам поражение,
и трофей ему дали лакомый:
восемь тысяч душ в награждение.

4.15
В той ли вотчине припеваючи
доживает век аммирал-вдовец,
и вручает он, умираючи,
Глебу-старосте золотой ларец:

4.16
«Береги ларец для народишка,
моя воля в нём сохраняется:
из цепей-крепей на свободушку
восемь тысяч душ отпускаются!»

4.17
...Дальний родственник с погребения
кличет Глебушку в совещание;
насулил ему возвышение –
и сжигает Глеб завещание!

4.18
Всё прощает Бог, но иудин грех –
не прощается, не прощается.
Ой ты, Глеб-мужик! Ты – грешнее всех,
И за то тебе вечно маяться!

4.19
Тут Гриша встрял, нам памятный
(умом берёт, – не лошадью!):
«Нет крепи – нет и шильников,
и сгинет жадный раб!..»
(Что ж, рассудил он грамотно:
без денег – амба Ротшильду;
не станет и насильников,
когда не будет баб...)

4.20
Пир длился. Не в диковину,
что столько поистрачено
вина, ватрушек, житника:
народ-то – богатырь!
(А Грише Добросклонову
судьба – уж путь назначила
народного защитника,
чахотку и Сибирь).

4.21
К утру застолье долгое
затихло; солнце вспрянуло,
и запах трав усилился,
над берегом взносясь.
Григорий шёл над Волгою,
всё будто видя заново;
в нём мысль над строчкой билася,
и в песне излилась:

4.22
Ты и убогая, ты и обильная,
ты и могучая, ты и бессильная,
матушка Русь!
Сила народная, сила могучая –
совесть спокойная, правда живучая!
Пахарь, не трусь!

4.23
Встали – небужены, вышли – непрошены,
жита по зёрнышку горы наношены!
Ратай, приди!
Знамя советское, знамя народное!  
Славься, отечество наше свободное!
Всё впереди!

4.24
Рать подымается – неисчислимая!
Сила в ней скажется несокрушимая!
Сгинет вся гнусь!
Ты и убогая, ты и обильная,
ты и забитая, ты и всесильная,
матушка Русь!

4.25
«Сложилась песнь, виктория! –
вскипел восторг в избраннике. –
Возьми ее, малиновка,
над Волгой разнеси!..»
Узря сейчас Григория,
сказали б наши странники:
нашли мы именинника,
счастливца на Руси!

• Часть первая
• день 1-й
  Пролог
• день 2-й
  Глава I. Поп
• день 3-й
  Глава II. Сельская ярмонка
• Глава III. Пьяная ночь
• Глава IV. Счастливые
• Глава V. Помещик
• Другая часть. Крестьянка
• день 4-й
  Пролог
• Глава I. До замужества
• Глава II. Песни
• Глава III. Савелий, богатырь святорусский
• Глава IV. Дёмушка
• Глава V. Волчица
• Глава VI. Трудный год
• Глава VII. Губернаторша
• Глава VIII. Бабья притча
• Ещё одна часть. Последыш
• день 5-й
  Глава I
• Глава II
• Глава III
• Последняя часть. Пир на весь мир
• день 6-й
  Вступление
• Глава I. Горькое время – горькие песни
• Глава II. Странники и богомольцы
• Глава III. Старое и новое
• Глава IV. Доброе время – добрые песни
• В помощь школьнику