|
▲
...Потом они долго ехали в трамвае, – навстречу апрельскому солнцу, которое все время заслоняли тучи и дома. Трамвай был почти пустой, как обычно в середине буднего дня. Но они, по старой привычке, остались стоять у задней двери: считалось, что там можно обняться, не привлекая внимания трамвайных завсегдатаев – помешавшихся от одиночества старух... Конечно, это было всего только распространенное заблуждение. Однако сегодня старухи почему-то не излили на них свою целомудренность. Это было непривычно, и потому тяготило. Быть может, сегодня они «смотрелись» как-то не так?.. По давнишней традиции, они собрались в кино, и, не сговариваясь, выбрали кинотеатр на дальней окраине. Наверно, сегодня они опять думали и чувствовали одинаково... Каждый из них отчаянно боялся встретить кого-нибудь из своих знакомых. И они стремились уехать из той части их большого города, где до недавнего времени у них многое было общим... Было. Но сегодня главное – не вспоминать. Они что-то уж слишком долго едут на трамвае... Наконец была их остановка. Небо, как обиженный ребенок, хмурилось и раздумывало, не заплакать ли. Вдоль светло-серых, под цвет неба, девятиэтажных домов выстроились куцые деревца коротенького бульвара, обычного для таких вот новых городских районов. По бульвару неторопливо бродил какой-то обыскивающий душу тоскливый ветер... Она ощущала на своем плече спокойную тяжесть его руки, когда-то неуверенной. И сам он, который на протяжении трех лет во многом был младше ее, сегодня казался до жестокости взрослым... Когда они уже подходили к кинотеатру, хлынул холодный весенний дождь. У них было много дождей... Промокшие, они вбежали в холл. Касса была закрыта. Оказалось, следующий сеанс должен быть детским. Щуплая пожилая билетерша как-то жалостливо на них посмотрела и продала пять «детских» билетов на двоих. В фойе было очень много первоклассников, которые добросовестно шумели и поглощали мороженое. Они тоже купили себе мороженое. Но мороженое казалось им не очень вкусным, потому что в него скатывались с лица капли дождя, которые она вначале приняла за слезы. И еще потому, что для первоклассников мороженое было намного вкуснее... Затем была пронзительно знакомая темнота кинозала. Трудно было не вспоминать, но они старались, и у них получалось. Не получалось только у их глаз, рук, губ... Но это не так страшно. Только не нужно отвлекаться от сюжета очередного мультфильма. И еще у него промелькнула горьковатая мысль, что он счастливее усердно выражавших свой восторг первоклассников. Это их усердие все больше раздражало, потому что навевало отчужденность... А потом они медленно, уже не пытаясь спрятаться от неприкаянности дождя, шли по бульвару-подростку. В асфальте отражалось небо, и поэтому он был серым... Что они чувствовали? Она – не жалость к себе, нет, – какое-то томящее недоумение. А он был опустошен и спокоен... Еще несколько часов они будут бродить и ездить по городу, уже никого и ничего не опасаясь. Зайдут по дороге в кафе на набережной Днепра, где месяц назад отмечалась его свадьба, закажут сакраментальное мороженое. Позднее она постоит перед размыто светящейся витриной ателье мод, пока он будет врать жене по телефону что-то о предстоящей ночи (с женой он познакомился, кажется, на каком-то их еврейском празднике)... А еще они будут целоваться на знаменитых скамейках перед зданием своего университета. Но теперь даже старухам в проезжающих мимо трамваях было понятно, что эти двое – сегодня вместе последний день. Только не очень понятно, почему. ...А потом она проснулась. Словно развеялись какие-то чары... Было чудесное утро! И так далеки и надуманны показались все его сложности, условности, проблемы. Исчезло странное, сковывающее ощущение неустроенности, передающееся к ней от него. Огромный вечно молодой мир звал ее!.. И тогда она подумала, что наступила весна.
1982
|