| ← ПЕСНЬ ВТОРАЯ | ОГЛАВЛЕНИЕ ↑ |
| ПЕСНЬ ТРЕТИЯ |
|
Тем, кто, скажем, по болезни
нас не слышал в прошлый раз, предлагаем первой песни сокращенный пересказ: наш герой и заявитель, именуемый Захар, был типичный представитель полу-нации хазар; тихо жил в трипятом царстве (там, где трижды пять частей) и в свой срок узнал коварство мудрых тамошних властей; подчиняясь их решеньям о хазар изгнанье, он начал бег за разрешеньем в свой Итиль убраться вон... * * * Вот Захар в свою конторунаконец пришел, в которой был он на простой манер по шурупам инженер. (Как мы помним, для отправки взять там должен был он справку, что он очень любит труд и при этом не верблюд). Ну а там – сбиралось ранье ежедневное собранье, где все те, кому не лень, выступали целый день. Вышел первый по порядку, доложил свою загадку: «Синус суммы двух углов – тут хоть в драку я готов! – строго равен – я ль не гений? – сумме двух произведений: косинуса, скажем вслух, первого угла из двух – на угла второго синус, плюс (заметьте, что не минус) синус первого угла, перемноженный дотла на второго уголочка косинус. Лишь так – и точка! Кстати, синус, вашу мать, можно из таблиц узнать». Видя, что докладчик в мыле, враз его остепенили (двадцать шариков ему не хватало по уму). Тут другой вскочил чудила, раскричался что есть силы, что шурупы для страны исключительно важны! Держится, мол, вся держава на шурупах, хоть и ржавых, что бы ни болтали там конкуренты по болтам! А их смежники по гайкам, кстати, всюду травят байки: чтоб хозяйство подтянуть, гайку надо завернуть... Извините и подвиньтесь, – уж слыхали мы про винтик; хватит вам дурить народ, есть у нас другой подход! Где потери в урожае – там шурупа не хватает; если нет в продаже круп – надо им вкрутить шуруп! Ведь шуруп, по сути, – штопор, он важней всех мелкоскопов, с ним буравчика закон в жизнь и практику внедрен! Очень было бы не глупо вкручивать в людей шурупы, – крепче не было б людей; так – и никаких гвоздей! Чтоб доклад мой не́ был долог, я скажу, как шуруполог, что должны еще сильней мы шурупить в буче дней!.. Встал Завлаб, с утра скаженный: «В свете наших достижений крепим против всех вражин дисциплину и режим; но, как мне тут сообщили, кой-какие простофили, сдавши Родину в утиль, хочут выехать в Итиль. Мы их гневно осуждаем и от всей души желаем место, где нас нет, найти, и счастливого пути. А другим хазарам скажем (есть еще их в доме нашем): все должны вы не грубя сделать вывод для себя!» А потом – опять сначала, и Захара укачало... А очнулся ото сна – пусто, вечер, тишина. Тут из ближнего отдела (первого, шепну несмело) стук донесся (в смысле, в дверь) и – в ответ: «Входи, моншер! Здравствуй, милый, здравствуй, сладкий! Кстати, хочешь шоколадку? Или – на изюме квас?.. Дело есть к тебе у нас. Ты ведь знаешь, без сомненья (может, ложечку варенья?), что враги (а вот – зефир) засоряют наш эфир. Среди вас, хазар, нередко (не стесняйся, съешь конфетку!) есть любители досель слушать их. Налить кисель?.. Ты ж – приверженец порядка, вот, попробуй, мармеладка, ты ударник, всем в пример, скушай, лапочка, эклер! Хочешь петуха на палке? Пососи, дружок, не жалко! Или, хочешь – от щедрот вафельку положим в рот?.. Так что, если, скажем прямо (кушай, это тульский пряник, это – манговый компот), ты услышишь анекдот иль в гостях с крамолой книжку углядишь (бери коврижку!), иль кто пишет за кордон (вот же – торт «наполеон»), или родственник в застолье скажет глупость о престоле – ты уж к нам скорей беги, на блины и пироги; мы полечим их повидлом, так как, в общем, очевидно, что страдают головой; угостим их пастилой и не пожалеем меда, хоть они – враги народа; а тебе за то – хвала, карамелька и халва!.. Верю, ты придешь и скажешь; дай-ка я тебя помажу кремом от души, вовсю! Утютюсеньки, сю-сю...» Как Захар тут испугался! Как по лестницам помчался! И казалося ему: кто-то вслед глядит сквозь тьму! Проносились коридоры... Он не узнавал конторы, путал двери, лез в подвал, в туалеты забега́л... Наконец, он словно кошка выбрался через окошко и, к земле припав ничком, притаился за углом. Тут две тени из подъезда вышли и в троллейбус влезли... У одной из них (секрет!) был майорский силуэт. * * * Скоро сказка говорится,дело мешкотно творится; не назавтра, чуть поздней, в общем, через 40 дней наш Захар (поклявшись мамой, что не своровал ни грамма ластиков, карандашей и отравы для мышей, ну и – чтоб проверить сразу – слесаря по унитазам, коего – и то сказать! – год не могут отыскать) получил в конторе справку: «Осудив в Итиль отправку, заверяем, что верблюд почитать согласен Труд». И Лиха Беда со скрипом приняла такую липу; но в конторе от ворот ждал Захара поворот. Намекнули без нажима: «Ты у нас незаменимый, а таких быть не должно; в этом – главное звено». Да-с, уволили Захара, кинув на прощанье в харю – чтоб, блин, не было, блин, склок – двухнедельный блин-паек. (А лапуся секретарша подвалила трошки фарша и добавила в комплект блин-пайка того рецепт: «Замесить пустое тесто, да добавить в то же место чуть подсоленной воды, да муки еще туды; влить порядочно обрата, раскатать туда-обратно, всыпать борошна кулек и добавить кипяток; да вмесить, гадая думу, соли пуд (не фунт изюму!) и крупчатки ложек шесть... Все. Кто хочет – может есть». Кстати, эта секретарша – встретимся еще с ней дальше – Люба Дорого звалась и любила хлебный квас). Что теперь Захару делать? Затужил он, присмирелый... Без шурупов как же жить? И на что семью кормить? Разве что, продать кафтаны, шифоньер, фортепиано, дальнозорное окно и все вазы заодно... Так, шагая по арбатам, думал он и ел цукаты; и решил, жуя нугу: «Я еще пройти смогу». Вдруг сквозь шум толпы невнятный грянул глас почти приятный, – то какой-то бракодел возле шляпы встал и пел: «Уж времен тех сгинул след, как алкал и ждал момента бизнесмен и князь Олег мстить хазарам-конкурентам. А пока, хазар кляня, холил своего коня. Но однажды сгоряча конюх и шофер Софроний к князю прискакал, крича: «У хазар резвее кони! Князь, послушайся меня и сменяй скорей коня!» Только ставил вещий князь на коней своих, знакомых, и финансы все зараз просадил на ипподроме. Та́к вот князь, хазар кляня, пострадал через коня». Да! Нам песня хоть какая жить и строить помогает! Мой Захар втянул живот, поднял нос (не лез чтоб в рот) и, девицам строя глазки, стал придумывать отмазки, мимо проходя Того, Надо Делать Жизнь С Кого: «Продают сейчас в конторы эти штуки, на которых – вместо пальцев рук и ног – можно вычислять итог. Так в своей конторе ро́дной я договорюсь свободно, что продаст им этих дел мой сосед купец Саркел... В чем всегда навар сулится? В распродаже частным лицам купленного у казны ниже рыночной цены. Я же – сделаю иначе: цену штукам сам назначу; а Саркел, как ни зубаст, сдачу мне потом отдаст!..» Сказано – давай-ка делать; побывавши у Саркела, поутру Захар идет брать контору в оборот. (Вспомнив тещи козью морду, взял он писаную торбу, хоть и ни хрена не знал, н б кой хрен ее он взял). Вот конторских он сбирает и им лекцию читает, ка́к без пальцев рук и ног скалькулировать итог: «В общем, если то иначе – увеличить и назначить, циклей повторять пока в смысле макроязыка; вывести, ввести обратно, вывести (и впрямь приятно!), под-директора в пути с умолчанием зайти; на задержку с запозданьем есть, заметьте, прерыванье, – из последнего окна перейти условно на; Маркс – не Маркес, макрос, мокро-с, сикось-накось, фокус-покус, от Макдональдс микро-чипс издает противный скрип-с; классы типов, типы классов, оструктуренные массы, самый прогрессивный класс введен/выведен у нас! В общем, нынче для работы вам необходимы счеты: line костяшек, block прутков – вот прогресс теперь каков!..» Тут воскликнула бухгалтер, распустив тайком бюстгальтер: «Вот была бы благодать – впредь на пальцах не считать!» «Плановик поддакнул главный: Точно, это было б славно... Ведь достать до пальцев ног через брюхо я не мог!» Сам Директор – против правил – снял носки, под стол поставил и прикинул на развес, что же сей сулит прогресс: «Значит, так: во-первых, братцы, не придется разуваться; а когда узнает царь про почин наш (от бояр) – наградит нас высшим благом – да, переходящим стягом! Что ж касаемо цены – деньги все равно казны... В общем, мой приказ – за дело: для почину и застрелу счетов тех купить пять штук, чтоб считать без пальцев рук; Но, поскольку, может статься, счеты могут ошибаться, всяк полученный итог проверять на пальцах ног». * * * Кончен день, утихли речи...Сам директор обеспечить свой досуг спешит скорей с секретаршею своей. Домик ждет его в деревне; там – забавы в баньке древней, нега членов, лепота и утеха живота... Вот его слуга Покорный подает к дверям проворно белые «турусы-спорт» на колесах фирмы «форд». И – помчались на форсаже, сзади – два туруса стражи; и ликует весь народ: мчится в поле пароход! Мчится тройка удалая, птица Тройка, власть родная, – быструю езду любя, кто же выдумал тебя? Дай ответ! Не даст ответа, все ответы – у Советов, только в поле меж новин колокольчик дин-дин-дин... Это Сам Директор мчится в поле, чистом от пшеницы, и с собою, обормот, Любу Дорого везет. Вот с налета, с поворота гладко въехали в ворота домика, где наш ездок скоротает вечерок. Но сперва, не пообедав, он скорей бежит к соседу (а сосед – не ровня нам – был боярин Леший сам!) Прибежал – и докладает: мол, прогресс у нас крепчает, мы купили всяких штук, чтоб считать без пальцев рук! Говорит боярин Леший: «Что же, за прогресс – потешим: им – переходящий стяг, а тебе – добавку благ. А теперь – катись подальше, хоть к своей вон секретарше; знаем, – хитро щурит глаз, – шашни-пешни с ней у вас...» Сам Директор враз заткнулся, к Любе Дорого вернулся и забрался на кровать, – в шашни-пешни с ней играть: - Как пойти? Ферзюкнуть пешню? - Стре́льну косточкой черешни! - Короля, что ль, матюкнуть? - Я тузом побью. Забудь! - Дам-ка сунуть шашню в дамки... - Хоть и дамки, да не вамки! - Крыть валетом? Может съесть... - Бью дуплетом: дубль-шесть! - Ты была сегодня в бане? Ведь игра – на раздеванье! - Цену надо б вам спросить... - Дорого? Готов платить! Так играя с Любой в шашни, Сам Директор бесшабашно шевелил мозгами вслух, хлопая ушами мух: «Доложился? Доложился. Заслужил и отличился. А теперь не для меня с теми счетами возня: сметы, фонды, отчисленья, справки, слевки, утвержденья, Жилсоцбанк, расчетный счет, окупаемость, отчет... Лучше уж считать на пальцах, как деды-неандертальцы; а Захару – дать рублей в поощрение идей». – С этой мыслью он поспешно прочь отставил шашни-пешни и, отвлекшися от дел, Любу до конца раздел. Начал он ее голубить, целовать бесстыдно в губы, возбуждать, дыша в зарез (фарш, с добавками и без); пожимал голяшки, блудень (хороши весьма на студень), рульки тискал (на паштет и для рубленых котлет); нежно щекотал ресницей толстый край (солянка, шницель) и корейку (антрекот), и лопатку, и живот; круп оглаживал и тушу, бок щипал (с фасолью тушим), языком ласкал язык (отварить, добавив шпик); сверху вниз водил, шалея, острым ногтем по филею (ростбиф, эскалоп, бифштекс, бастурма, азу, ромштекс) и крутому оковалку (на бульон идет, – не жалко); трогал чувственно кострец (на биточки, холодец), прозревая под рукою вырезку (лангет, жаркое), терся мордой, как телок, о челышко-соколок; вымя мял (гуляш, начинка), гладил ласково грудинку (на бефстроганов, борщи, суп заправочный и щи), жаркою ладонью дергал по огузку, подбедерку – до пашинки (плов, рагу)... Ой, я больше не могу! Да и Сам Директор тоже от любви устал, похоже, – дорого Любовь одел и послал домой, пострел; изнемог, изголодался, стряпать сам себе собрался; но выказывал, боюсь, несколько народный вкус: в квас он клал – все по науке – крошеную репку лука, меру черных сухарей, две оливки, сельдерей, вволю соли (Бреггу на́зло) и подсолнечного масла, пару долек чеснока, ждал (по «роллексу»), пока жидкость сухари впитают, но еще не потеряют хрусткости (вот в чем секрет!), дегустировал букет и – глотаем слюни сами – наворачивал с салями и яйцом, крутым как сталь, в майонезе «провансаль»... А его слуга Покорный, зло любя душою черной, кривоногой и хромой, Любу вез в тот час домой; и решил, бесстыжа рожа, тут попользоваться тоже, – и в дороге наповал Любу Дорого прижал: «Ах, бульон, биточки, шницель, ростбиф, – ну же, брось чиниться! – ах, какой гуляш, лангет, двое рубленных котлет, ух, азу, рагу какое, – где тут студень? – ах, жаркое (бастурма и антрекот – баловство лишь для господ)... Знаешь, фря, сказать по сердцу – так в тебе нехватка перцу; ты уж, чтобы быть живей, к ночи соус «Южный» пей... А стучать тебе не сто́ит, что развлекся я с тобою, – а не то узнает вдруг о твоих делах супруг». * * * Тем же вечером, но раньше,весь в мечтаньях о реванше над конторою родной, прискакал Захар домой. Дома, в общем, тихо было (правда, теща вновь гостила), дети спали на печи, кошка пела у свечи... Накормив, жена спросила: «Что ты носишься, дурила, с торбой писаной своей? Постеснялся бы людей!» Теща же, подкравшись тихо, торбу обыскала лихо и (конечно, не со зла) в ней записочку нашла. Тут она одним моментом притащила инструменты (прямо к чайному столу): лобзики, бурав, пилу, рашпиль, усорез, киянку, дрель, шерхебель и фуганки, долото, коловорот и – для страху – электрод. А жена – вот вражья сила! – инструменты вмиг схватила, стала, как учила мать, их к Захару применять. Уж она его пилила, дырку в голове сверлила, да снимала стружку вдоль, да долбила, сыпя соль: «Ты не пашешь, ты не сеешь, ни шурупа не имеешь, не берешь семью в расчет – и записочки еще! Неужель, кобель ты старый, Шуры, Муры да Тамары сниться начали тебе? Ишь, заерзал по избе!..» Но Захар жену не слушал, цимес на ходу докушал, вышел, влез на сеновал и читать записку стал: «Дорогой предприниматель! Пишет Вам доброжелатель. Я бы мог Вам подсобить счеты к нам в контору сбыть. А взаимно Вы могли бы, скажем, сообщить что-либо про окольные ходы Вашей (отъездной) среды. Тут Вас не обидят тоже: как и мне, дадут Вам коржик, шоколадку, пастилу, крем, Союзную ойлу, карамель, халву, печенье, козинаки и варенье... С уваженьем (неспроста!) – Ваш Казанский Сирота.» ...Правда, лестное начало? А Захару – страшно стало, за советом – что скрывать! – к теще мчится гордый зять. - Помню, был один Казанский (до войны он был Каганский), да он помер от вина, – стала вспоминать она. – Был он пьяный, безответный, неженатый и бездетный... Нет, Казанский-сирота – это полная туфта! Посему – оставим споры; больше не ходи в контору, денег нету – не тужи, у Саркела одолжи. ...Так Захар с утра и сделал: одолжился у Саркела, с тем, что (если повезет) из Итиля долг пришлет. Да и двинул на таможню, чтоб узнать: быть может, можно загодя в Итиль златой скарб послать свой кой-какой. Он вошел, трясясь от дрожи (слишком на Гребло похоже), и прочел там меж витрин Список номером 1: «Что хотите, то берите, «да» и «нет» не говорите, и не смейте, вашу мать, в свой Итиль пересылать: - детскую одежду-обувь (нет там вьюги и сугробов), - всякие носки-чулочки (купите их там в рассрочку), - трикотаж, белье и ткани (там полно подобной рвани), - мех, одежду меховую (в ней вы сваритесь вкрутую), - все изделия из кожи (кожные болезни тоже), - все ковры, кошмы, паласы (на пол там кладут матрасы), - всякие медикаменты (в них не те ингридиенты), - парфюмерию, посуду (там сервиз картонный всюду), - также инструмент слесарный (это было бы вульгарно), - также швейные машины (ухмыльнутся тут мужчины), - кино-, фотоаппараты (шпионажем ведь чревато), - с электричеством приборы (ток опасен, крохоборы!), - радиоаппаратуру (ведь побьют в дороге сдуру), - зонтики, велосипеды (в массе все вы домоседы), - к легковым машинам части (большей не было б напасти), - также стройматериалы (выдают там всем бунгало), - провод и электрокабель, Бебель, Бабель, триста сабель и все то (включая снедь), что понадобится впредь». Нет так нет. Плевать. Пустое... Что ж, тогда, быть может, сто́ит проработать жанр и стиль путешествия в Итиль. Путь Ратмиров – не годится, – тяжко та́к с семьей тащиться; и Захар искал намек в чудо-книжке «Бегунок». (Сознаюсь, она мне ближе всех моих партийных книжек: алгоритм в ней внятный дан бегства из партийных стран). Упомянута в брошюрке малевская сивка-Бурка (завернувшись, как Чапай, в ней летают на Синай), да румынского завода есть сапожки-скороходы, да летит туда в свой срок польский Коник-горбунок. ...Что ж, помчались: в ЦУМ – за буркой, в лавку «Та́ром» – за обувкой, а за коником – в один новый зоомагазин... Только всюду там – хазары, – ждут в очередях товару; и опять вздохнул Захар, что житья нет от хазар... В хвост везде он затесался, в списки всюду записался и, чтоб место не терять, там же стал и ночевать: ночь – у «Таром» (это даром), ночь – у «Зоо» (в куче тары), ночь – за буркой, в смысле, в ЦУМ (там, где «чурки» ставят чум). Ну, а где сошлись хазары – сразу, ясно, тары-бары (по размерам языка их и узнают пока; а еще совсем недавно был у них обряд забавный: вместе с резаньем пупка – обрезанье языка). Вот они себе болтают: - Тут товар, слышь, отпускают лишь по визе на отъезд из отечественных мест. - Может, хватит разрешенья от Гребла – на полученье полу-визы на отъезд из родимых этих мест? - Хватит справки предъявленья о подании прошенья по вопросу разрешенья от Гребла – на полученье полу-визы на отъезд из вот этих самых мест! - А вчера тут был блаженный, не прошедший оформлений, по последним уложеньям нужных для приобретенья справки этой непременной о подании прошенья относительно решенья из Гребла – о полученье полу-визы на отъезд из своих блаженных мест... А Захар – притих в сторонке: в табуне хазаров громких чудится ему порой – ох! – сирот Казанских строй... А в толпе себе болтают: - Можно заказать, бывает, скарбу лишнего провоз, два пуда́ на каждый нос... - Те сапожки-скороходы протекают в непогоду, но размеры на детей по цене идут лаптей... - А недавно при посадке сапоги разбились всмятку – и поплакать не моги. Прямо всмятку сапоги!.. - Кстати, Коник – явно левый: съел на родине посевы, мясо, уголь – все пожрал, что наш царь им посылал... Наш Захар молчал, крепился, в рот воды набрал (напился), только думал про себя, зубы о сухарь дробя: «Пусть я здесь топчусь напрасно, да зато не так опасно, – если вдруг домой придут, лучше быть не там, а тут... Вот ведь не было печали! И чего ко мне пристали? Жил же я – и жил себе в государственной избе; ведь вещей имел – немножко, да семью кормил, и кошку... Может, это просто сглаз – оттого, что много ваз? Вот замашки, в самом деле: беспричинно налетели с предложеньями сластей; только сласти – от властей! Приторны они до дрожи, – слипнуться случайно может... Мало мне других проблем? Больше сладкого не ем!» Отстоял он суток восемь, а вокруг стояла осень; солнца нету, жди – не жди, восемь суток льют дожди... А восьмого дня под вечер – что это, то ль вправду встреча, то ль с усталости мираж, или же с морозу раж, иль обман голодный зренья – мимолетное виденье: сквозь толпу к нему, бледна, пробирается жена. «Неужель ее послали выследить меня в кагале мастера конфетных дел? Вот женатых всех удел...» Но жена, Захара чмокнув, говорит: «Довольно мокнуть, Сам Директор, хитрый змей, для тебя прислал рублей, да получен в воскресенье свиток с титлом "Извещенье"». Свиток дрогнувшей рукой взял Захар... Там текст такой: «Дорогой Захар Семеныч! Как решилося тут нонич, сможешь ты в Итиль свалить, коль сумеешь раздобыть: - справку из своей Конторы, что не сделал им разора; - справочку от воеводы, что не нужен ты в походе; - с места жительства справульку, что не спортил там бирюльки; - справку школьную про деток с полным перечнем отметок. А успеть ты все должон за 180 дён». (Июнь – октябрь 1993) |
| ↓ ОГЛАВЛЕНИЕ | ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ → |